Таня по-прежнему не замечает разыгравшейся на тракте сцены.

Вот он, петюковский обгон. Петюк слегка выворачивает руль и прижимает край будки к моему левому крылу. «Будке-то что сделается? Ну, поцарапаю… А шоферу за крыло придется платить! Сразу отстанет, коли не дурак». Так он объяснял свою тактику в нашем первом рейсе по тракту.

Слышно сквозь рев двух двигателей, как скрежещет, разрываясь, крыло. Я даю руля вправо и нажимаю на тормоза.

— Держись, Таня!

К счастью, машину не заносит. Буфер ударяет в снежную плотно утрамбованную стенку. Потом тягач подскакивает, колесо залетает в скрытый под сугробом кювет, и машина останавливается.

Я выскакиваю. Бензовоз проносится, толкнув меня волной теплого воздуха. Петюк уже далеко впереди.

Все это длилось, наверно, не больше десятка секунд.

— Что случилось? — испуганно спрашивает Таня.

Я показываю на удаляющееся облачко снежной пыли.

— Петюк проехал!

Крыло смято и порвано. Белая металлическая мякоть поблескивает из-под слетевшей краски. И машину без посторонней помощи из кювета не вытянуть.

Ну ладно, посчитаемся, чемпион!

Рядом тормозит зилок. Я вижу озабоченное лицо Володи Стрельцова. Он выехал следом за мной из Козинска — такой уж у нас теперь уговор: стараться быть поближе друг к другу.

— Вот, — говорю я, похлопывая крыло и стараясь скрыть клокочущую во мне злобу. — Машина в дым, экипаж невредим.

— Кто, Петюк? Он меня тоже чуть не сбросил в кювет.

Мы заводим буксирный трос.

— Попробуем догнать Петюка, — говорит Володька.

— Догонишь его!

— Попробуем. Жми на всю железку.

Мы вытаскиваем застрявший тягач, и я вновь сажусь за руль. Что ж, попробуем догнать. Нельзя, чтобы такие, как Петюк и Пономарь, хозяйничали на тракте, не боясь отпора.

Тракт летит под колеса, мелькают столбы…

Неожиданная находка

Съеденный, ущербный лунный ломоть повисает над темными вершинами.

Боковое зеркальце вспыхивает солнечным зайчиком: Стрелец упрямо держится сзади.

В темноте мы въезжаем в Колонки, последнюю деревушку перед Наволочным. Машины сгрудились у заезжей избы, как овцы в загоне. Сразу узнаю машину Петюка — она стоит в стороне от остальных, в удобном для съезда месте.

— Ты подожди в кабине, Таня.

Коридор заезжей заставлен столами и лавками, у самовара сгрудились шоферы. Петюк рассказывает что-то, смеясь и размахивая пустой чашкой. Транзистор его стоит на столе среди раскрытых консервных банок.

Беру Петюка за отвороты кожаной курточки. Меня уже не остановить. Словно катишься куда-то с горы все быстрее и быстрее.

Близко вижу глаза Петюка. Они все еще продолжают смеяться, по инерции, но тут же гаснут и становятся прищуренно-злыми.

— Ты чего? — спрашивает он.

— Выйдем — объясню.

Все вокруг исчезает, и я вижу перед собой только Петюка, только его одного.

— Постой…

Сильные руки хватают меня и моего противника.

Стрельцов не дает мне высвободиться.

— Не так мы с ним будем говорить, Михалев.

Когда Стрельцов придерживает, тут уже не вырвешься. Он, Стрелец, легковушку за буфер поднимает.

— Нервный сильно, — объясняет Петюк в надежде на сочувственный смех. — Из кювета выскочил.

— Молчал бы! — говорит Стрельцов. — Ты ему машину попортил.

Он громко рассказывает, как Петюк пошел на запрещенный обгон и загнал меня в кювет.

— Врет он все небось, — это подает голос Гиря.

— Я вру? — вскипает Володька. — По-твоему, я способен?

— Верно, — поддерживают его шоферы. — Стрелец никогда не врет.

— У Петюка такое не первый раз…

— Да ну вас всех, — Петюк машет рукой, и пренебрежительная улыбка появляется на его лице. — Завидуете, что я больше всех зарабатываю. А сами попро…

Он неожиданно осекается. На пороге стоит Таня. Привлеченная шумом, громкими голосами, она незаметно вошла в заезжую.

Краска постепенно заливает худощавое лицо Петюка. Никогда не думал, что он может краснеть.

Он молча, искоса поглядывая на Таню, выслушивает все то, что говорят ему ребята, собравшиеся в заезжей. А им есть что сказать.

— Единоличник… Что он, об государстве думает? Он о себе думает.

— Хочет только за счет других ездить. Четвертую машину меняет… Я на старой таратайке езжу шесть лет, ремонтом замучился.

— У него разве душа о людях болит?.. У таких только свой мозоль болит.

— Липовый ударник. У Костюкова на готовеньком. Готов на все пойти, лишь бы урвать побольше да вылезти в князья…

Стрельцов делает жест рукой — будто подводит черту.

— Ясно, ребята. Ты мне скажи, Петюк. Ты товарищам-шоферам когда-нибудь помогал в дороге?

Петюк молчит. Таня по-прежнему стоит на пороге, наблюдая за нами.

— Я у него попросил буксира, — говорит Паламарчук. — Он сказал: «Я не аварийная служба».

— Ясно. Ну, а кто из вас помогал Петюку? — спрашивает Стрельцов.

А кто не выручал Петюка? Тракт есть тракт. Как ни торопишься, а человеку надо подсобить. Такой закон.

— Свечи ему давал…

— Масляный насос.

И пошло. И пошло… Фильтр… Аккумулятор… Сателлиты… Щетки… Колесо… Полуось…

— Ну, а теперь посмотрим, Петюк, на чем бы ты ездил, если б не мы. Айда к машине, хлопцы!

Шоферы гурьбой высыпают на улицу. Петюк покорно идет вместе с нами. Неужели так тяжела для него ноша стыда перед Таней?

— Пусть каждый возьмет с машины, что давал, — говорит Стрельцов.

Притихшая деревушка наполняется голосами. Кто-то включает фары. Горы уходят далеко за темную завесу, и только одна машина Петюка поблескивает под лучами.

Паламарчук возится под открытым капотом, свинчивая генератор. Кто-то домкратит колесо. У шоферов озорные, веселые глаза.

Петюк стоит, сжав кулаки. Много накопилось у него неоплаченных долгов.

— На землю не кладите, — говорит Петюк. — Песок!

Сморщившись, он снимает знаменитую кожаную курточку… Все-таки шоферская у него душа.

Генератор, весь в масле, ложится на куртку. Лотом свечи, ремень и, наконец, тяжелая полуось. Петюк стоит в одной ковбойке, на морозе, и над ним поднимается пар. Услужливый Гиря набрасывает на него телогрейку.

— Отскочи! — в сердцах говорит ему Петюк.

— Ну, хватит! — Стрельцов уже с жалостью глядит на машину. — Петюк! Ставь добро на место: давно ты не возился с машиной. И пока будешь ставить, думай…

Ребята один за другим входят в избу. Гаснут фары, и снова белые горы возвращаются на место.

Только сейчас разгоряченный Стрелец здоровается с Таней. Мы смотрим в окно: Петюк, склонив голову, стоит над грудой деталей, не зная, с чего начать.

— А знаешь что, Михалев? — Стрельцов не сводит глаз с Петюка. — Он единственный человек, который может помочь в нашем деле.

— Петюк?

— Да, Петюк. Надо отколоть его от Пономаря.

— Ты думаешь, это возможно?..

— Ты посмотри, каков наш герой! — Паламарчук, усмехаясь, показывает Стрельцу замусоленную газету. — У Петюка под сиденьем завалялась.

Это районная газета «Знамя». Одна из заметок обведена красным карандашом. На мутно-серой фотографии с трудом можно узнать Петюка. Он стоит на подножке ЗИЛа, как на пьедестале, гордо всматривается в даль, приставив козырьком ладошку.

Заметка под снимком называется: «На горных дорогах». «С каждым днем увеличивается движение на дороге, связывающей Кадыр с Аксаем. Когда-то Козинский тракт считался гужевым. Не узнать старого тракта… На снимке вы видите одного из передовых водителей, Е. Петюка, которого недаром называют мастером скоростного вождения автомашин…»

Паламарчук вслух зачитывает заметку.

— Жаль, что не написали, как он добивается «скорости вождения», — замечает Володька.

— Постой, Стрелец!

Я вырываю у изумленного Паламарчука газету. Там, в самом начале заметки, взятые в скобки несколько слов: «Наволочное, 16 апреля».